В понедельник я приду в себя.
Буду собираться по частям.
Жить станет не просто, ты забрала воздух.
И разбила любовь.
В понедельник я приду в себя.
Буду собираться по частям.
Жить станет не просто, ты забрала воздух.
И разбила любовь.
И второй уже день
в сердце моем припрятано
горько-сладкое чувство собственного
ничтожества.
У моего душевного аккумулятора
сходит шестая кожица;
и под горлом разливаются стыд
и жжение,
мои флаги разорваны и приспущены.
Любовь для меня — истинное унижение,
как стрелять в лежащего
и безоружного;
как красть у нищего и бездомного,
объедать голодного
и отринутого.
Мои флаги приспущены и разорваны,
а душа — вывернута.
Если вы знаете, что человек мертв, воздух в покинутом им помещении противится каждому вашему движению, даже мешает дышать.
Я годы свои тебе подарил,
Я долго тебя без ответа любил.
Но позже я просто взял и забил,
Надеясь, чтоб свет эту бездну затмил.
Вот она любовь с первого взгляда по одним фотографиям, вот он принц на белом коне, всё так, за исключением одного — и принц, и его конь не для меня, а мне остается только безответная любовь и... навоз его Пегаса. Или Буцефала... Или... кто там у нас ещё есть из знаменитых коней? Кентавр Хирон, например.
Я всегда считал, что выражение умереть от любви — не более чем поэтическая вольность. В тот вечер, возвращаясь домой без кота и без нее, я убедился, что не просто можно умереть, но что я сам, старый и без никого, умираю из-за любви.
И еще я понял, что правда и другое: ни на что на свете я не променял бы наслаждение своим страданием.
... Она явилась передо мной свежая, как воздух полей, как будто лучи солнца ещё блестели в её глазах.