Вечер с Владимиром Соловьёвым

Когда я это вносила [законопроект], мне люди сказали: «Ну надо ли? Понимаешь, такая скользкая тема... Вот в Германии, говорят, это всё вообще запрещено». Ребята, а в Германии историческая память другая. А у нас историческая память победителей. И если, прости пожалуйста, в доме повешенного действительно бестактно говорить о верёвках, но в доме тех, кто вешал этих гадов — о верёвке говорить можно и нужно. И не надо нам пугаться каких-то символов!

Любое «экономическое чудо» зиждется на полном игнорировании советов МВФ и Всемирного банка. Просто исторически.

Если вы думаете, что распад Советского Союза закончился — вы ошибаетесь! Потому что, на самом деле, все конфликты на постсоветском пространстве — они порождены процессом распада. Тот, кто распад запустил, включая наших правителей здесь — Ельцина и всю его команду, они запустили действительно адскую машинку! Потому что, на самом деле, здесь делиться можно не переделиться до упора! И что касается Украины — она один из главных претендентов на дальнейший раздел! Не понимаете — будет хуже! Всё время будете спрашивать у американцев — «что нам делать?» — будет хуже! Этим людям на вас и на нас наплевать! Они используют дебилов, зацикленных на ультранациональную идею, на ненависть к России и русским, для своих целей, а не для процветания Украины!

Сейчас либерализм превратился вообще в нечто... знаете, как самогон, вечно гонимое существо — это самогон и либерализм.

Что означает это голосование? Это огромный ресурс, который получила в свои руки власть. И этот ресурс нужно использовать. Недопустимо его просто распылить. И это голосование — это заказ на серьезный проект национального ускоренного развития. Вот что очень важно. И если уж говорить о диалектике, то когда будет это развитие, тогда и будет возможен синтез. И тогда из этих 21 процентов (голосовавших против) подтянутся те люди, которые действительно большинство из них может быть и субъективно, и объективно недовольны тем, что происходит. Но этот синтез возможен не в том случае, что мы пойдем на некий компромисс вокруг важнейших идеологических вопросов, а в случае нашего ускоренного развития — мы подтянем всех этих людей. У нас даже стартовые позиции прекрасные. Но нам нужно больше. И это требование большего и есть главный вывод, который нужно сделать из этого голосования.

— А у нас капитализм не приживается. [реплика Владимира Соловьева]

— Я понял этот важный момент, когда стал директором Мосфильма. Дело в том, что Россия очень дорогостоящая страна с точки зрения коммунальных услуг. Она не выдерживает конкуренции с точки зрения коммунальных услуг, и с точки зрения расстояний. Сейчас в Лос-Анджелесе +25 градусов. Там не нужна крыша, не нужно сосульки чистить, ни обогревать — ничего этого не нужно. Даже с этой точки зрения во всём, что мы делаем, всегда заложен элемент того, что мы не справляемся без участия государства. А что такое участие государства? Это и есть социализм. Это и есть то, что общество должно помогать своим производителям. Но наше общество с 90-х годов почти не делало. Вот сейчас начали делать. Вот простой пример — В. В. Путин, я считаю, принял гениальный указ с 1 января запретить вывоз необработанной древесины. Это значит, что сюда пойдут инвестиции, рабочие места появятся. Но для этого потребовалось тридцать лет. А почему в 92-м году нельзя было это сделать? Это же такая очевидная вещь, что... Вывозили кругляк в Китай, налево, направо...

Сейчас очевидно, что американцы... самое интересное в тех санкциях, что они объявили, это то, что они не скрывают главной задачи — уничтожение России. Они перестали это скрывать. И это означает отсутствие любого диалога.

... мы стилистически всё ещё находимся в советском прошлом или в перестроечном периоде и всё меряем: советское или антисоветское. Слушайте, мир ушел дальше. Всё! Всё стало сложнее. И возвращаться не имеет смысла. И не имеет смысла абсолютизировать то, что мы вычитали в книжках по капитализму в конце 80-х-90-х годах. Совершенно очевидно вот что. Задачи, стоящие перед такой огромной страной как Россия, требуют какой-то комплексной, но новой по качеству модели, учитывающей в себе все достижения прошлого и адаптированной к вызовам настоящего и будущего. И как она будет называться, я понимаю, что это важно при обсуждении, но называться она может по-разному. Что касается меня, то мне бы подошло название православный социализм. Почему? Объясняю. Православный не с точки зрения навязывания вероисповедания, а с точки зрения осознания того, что морально-этические основы у нас всё равно базируются на корнях православной веры и православной культуры. И социализм — не с точки зрения возврата к советской практике, а с точки зрения ощущения того, что действительно огромное количество людей не ощущает справедливость. Люди хотят правды.

... а мы все время говорим: «... нет, международное право! Мы взываем к вашей совести!» А к чему взывать? Там вместо совести доллар вырос.

Понятно, что никакой идеальной справедливости в мире не бывает. Но по крайней мере стремиться к тому, чтобы это чувство справедливости и реальность сближались, было бы правильно. Если это не работает, хватит людям долдонить, что они недостаточно образованные и просвещенные. Хватит им говорить, что они тупые и глупое быдло, потому что не прочитали всех этих книжек. Вот я закончил философский факультет МГУ, прочитал массу книжек. Реально я ничего гениального там не увидел. Вообще ничего там нет. Я могу сказать, что ощущение правды, которое в русских, россиянах заложено жизненным опытом, оно глубже всех этих Кантов, Фейербахов вместе взятых. Глубже! Я в университете учился после срочной службы в армии, после работы, мне смешно было читать Ницше. Понимаете, смешно! Насколько это поверхностно и насколько это крик закомплексованного человека, который хочет быть чем-то, чем он не является. Он сам себя не осознал.