свидание

Звучит вполне невинно: выпить с бывшей девушкой в интимном французском ресторане.

– В общем, мы с ним не поцеловались.

– Плохо.

– Что плохо? Что на первом свидании не поцеловались?

– Да не, что не поцеловались, ничего страшного. Плохо, что секса не было.

Пальцы Аннабет скользнули между его и сжали ладонь. В свете бронзового меча её лицо было прекрасно.

— Мы вместе, — напомнила она ему. — Мы все преодолеем.

А ведь совсем недавно он так старался поддержать её моральный дух, и что теперь — это она пытается ободрить его!

— Ага, — откликнулся он. — Как нечего делать.

— Но в следующий раз, — сказала она, — я хочу на свидание куда-нибудь в другое место.

— Это был приятный вечер.

— Да.

— Я позвоню.

— Когда? Когда ты мне позвонишь?

— Завтра.

— А ты подумай. Может быть, летом? Пойдем на пикник. Я же знаю, как это бывает. Он обещал позвонить, и она ждет, надеется, не отходит от мобильного. А он думает: «А! Позвоню завтра, в воскресенье, в понедельник, не важно». Но вот в чем штука. Это важно. Очень важно.

— Завтра, я позвоню завтра.

— Да пошел ты!

— Ты единственный мужчина за последние пять лет, который не сказал, что я выгляжу как Вероника Лейк на первой минуте знакомства.

— Ты выглядишь лучше, чем Вероника Лейк.

Было ясно: Котик дурачилась. Кому, в самом деле, придёт серьёзно в голову назначать свидание ночью, далеко за городом, на кладбище, когда это легко можно устроить на улице, в городском саду? И к лицу ли ему, земскому врачу, умному, солидному человеку, вздыхать, получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты? К чему поведёт этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают? Так думал Старцев, бродя в клубе около столов, а в половине одиннадцатого вдруг взял и поехал на кладбище.

Первое свидание всегда тяготеет к жестокости и вандализму.

— Сейчас субботнее утро, разве ты не должен возвращаться домой со свидания?..

— О, да ты меня ревнуешь?

— Ага, размечтался.

— В моих мечтах ты никогда не ревнуешь. Обычно ты к нам присоединяешься.

А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце... Нужно соблюдать обряды.

— Выхожу я весенней ночью — ну, ты понимаешь, когда уже закончились холода. Иду гулять. С девушкой. Через час мы приходим в такое место, где нас не видно и не слышно. Поднимаемся на горку, садимся. Смотрим на звезды. Я держу ее за руку. Вдыхаю запах травы, молодой пшеницы и знаю, что нахожусь в самом сердце страны, в центре Штатов, вокруг нас — города и дороги, но все это далеко, и никто не знает, что мы сидим на траве и разглядываем ночь… Мне хочется просто держать ее за руку, веришь? Пойми, держаться за руки… это ни с чем не сравнить. Держаться за руки так, чтоб было не различить, есть в них движение или нет. Такую ночь не забудешь никогда: все остальное, что бывает по ночам, может выветриться из головы, а это пронесешь через всю жизнь. Когда просто держишься за руки — этим все сказано. Я уверен. Пройдет время, все другое повторится раз за разом, войдет в привычку — но самое начало никогда не забудешь. Так вот, — продолжал он, — я бы хотел сидеть так долго-долго, не произнося ни слова. Для такой ночи слов не подобрать. Мы даже не будем смотреть друг на дружку. Будем глядеть вдаль, на городские огни, и думать о том, что испокон веков люди вот так же поднимались на холмы, потому что ничего лучше еще не придумано. И не будет придумано. Никакие дома, обряды, клятвы не сравнятся с такой ночью, как эта. Можно, конечно, сидеть и в городе, но дома, комнаты, люди — это одно дело, а когда над головой открытое небо и звезды, и двое сидят на холме, держась за руки, — это совсем другое. А потом эти двое поворачивают головы и смотрят друг на друга в лунном свете… И так всю ночь.