музыканты

— Поцелуй его на прощание...

— Ты о чём?

— Свет на сцене ослепляет певца и он перестает замечать ту, кто рядом.

Это очень важно, так и должно быть, музыка именно для этого. Не для того, чтобы фейерверки взрывались, все танцевали и прыгали – это второстепенно. А когда время останавливается – это момент истины, и для этого нам даны голоса, для этого мы учимся играть на инструментах, для того, чтобы передать что-то вечное, чтобы дать людям какую-то силу, понимание, смысл, чтобы это поднимало людей. Потому что многие артисты занимаются тем, что кидают в толпу куски гнилого мяса и зарабатывают на этом деньги.

— Сколько же людей трудятся с вами в музыкальном винограднике – сколько певцов протеста? Это люди, которые используют свою музыку и песни для протеста, в социальном статусе таком же, как мы и их волнует сегодня: вопрос войны, преступности или всё что может быть.

— Хм… сколько?

— Да. Сколько?

— Хм, Я думаю их где-то, хм… 136.

— Вы сказали, где-то 136, или вы имели в виду, что их точно 136?

— Хм, их либо 136 или 142.

Хрусталь мерцает в люстрах сонных,

В раздумье мраморном колонны,

Чуть слышно пол скрипит на хорах,

Зал в ожиданье дирижёра…

Ещё минута, вспыхнет свет,

Оркестр займёт места на сцене,

И заиграет вдохновенье

На струнах пережитых лет.

Всю свою жизнь я менялся. Во втором куплете поётся: «Мне кажется, нет людей, принадлежащих к моему древу» (No one I think is in my tree). Я был очень застенчивым и неуверенным в себе. Мне казалось, никто и не был таким понимающим, как я. Таким образом, я должен был быть либо гением, либо сумасшедшим — «…в смысле, оно должно быть высоким или низким» (I mean it must be high or low).

Их песни в основном очень просты, и своядтся к очень традиционной схеме: мальчик встречает девочку под серебряной луной, а луна потом возьми да и взорвись ни с того ни с сего.

Многие планеты запретили их концерты, некоторые из соображений высокого искусства, а большинство — потому, что работа аудиосистем группы вступала в противоречие с местными договорами по ограничению стратегических вооружений.

В шесть лет Моцарт сочинил свой первый концерт для клавира. Отец взял у него ноты и воскликнул:

— Но ведь этот концерт так труден, что его никто не сможет сыграть!

— Да нет же, — возразил сын, — его может сыграть даже ребенок. Например, я.

Я думаю о его улыбке. И смехе. У него был очень прикольный смех. Я помню его счастливым. Как он очень, очень любил музыку... Он всегда был мил с моей мамой. Многие думают о нем как о психе и деспоте, в то время как он был самым милым человеком, которого я когда-либо знал. И я люблю вспоминать форму его рук и то, как он закусывал губу, когда брал гитару. Я вообще часто о нем думаю.

Величие момента прочувствует Россия,

Спустился с постамента Божественный Мессия.

Магическая школа Таинственного Глаза,

Спаситель рок-н-ролла, император джаза!

К нам приехал Трубецкой!

Он как Моцарт, но живой!

К нам приехал Трубецкой!

Он как Элвис, но живой!

Продолжатель дела Великого Билана

В Европу смотрит смело и бьет по барабанам.

Космический ковбой, племянник Гари Мура,

Реликтовый герой, не человек — скульптура.

К нам приехал Трубецкой!

Он как Хендрикс, но живой!

К нам приехал Трубецкой!

Он как Леннон, но живой!

Я не слышу разницы между группами, звучащими по радио. Каждая из них похожа на двадцать остальных. Возможно, я превращаюсь в старого брюзгу — но хоть убейте, не пойму, почему эти молодые ребята так стараются быть похожими один на другого. Зачем они стремятся стать рок-звездами — чтобы иметь возможность изменить мир, сделать что-то новое и выразить себя? или ***нуться с Пэрис Хилтон и получить vip-пропуск в модный клуб?