книги, литература

Мы читаем, чтобы сказать, что мы это читали.

Есть два подобия целомудренных и страстных объятий: море и раскрытая книга; их оценить может всякий возраст. Но море однообразнее книги и быстрее утомляет; книга держит в объятьях часами, годами, всю жизнь, и любовные выдумки ее безграничны. Прочитанная, она остается в памяти — и снова рождается, опять влекущая и еще раз полная тайны. В море мы плаваем на поверхности — в книгу уходим с головой, и чем глубже, тем слаще и чудеснее.

Что ты можешь сказать мне нового? Что стихи — это только плешь на затылке всего прошедшего? Что ни шерсти с них, ни рубля? А я знаю. Я сам растраченный. Покатился по полю — срежь эти маки и эти маковки. А не то зацветут поля.

— Я тут купил кое-что, Беатрикс. Зашёл в книжный магазин и купил вот это за хорошие деньги. Хью Уитфорд пристал ко мне в клубе и полдня болтал без умолку, он вечно трясёт челюстью, купил 3 твоих книжки своей внучке, да ещё отправил с кораблём друзьям в Бомбей. Вскоре все рассказывали, что купили книгу, которую написала моя дочь. Я подумал, что и мне пора её купить, я пошёл прямо в Хэтчерс и заплатил за неё шиллинг.

— Я бы тебе её дала.

— Я хотел купить её. Как и все другие. Я должен извиниться перед тобой. Когда ты показывала мне свои рисунки, я видел лишь девочку, которая хочет услышать мои замечания, но ты больше не та девочка. Ты — художник. Подлинный художник. Я был бы горд услышать такое про себя, но теперь я горжусь тобой, Беатрикс.

Я решаюсь открыть ей мою самую тайную тайну, о которой не смею сказать никому. Это — мой секрет, и мне и страшно, и стыдно в нем признаться, и до сих пор я его не открывала никому. Я говорю ей, что не люблю «Евгения Онегина». За что его любить? Сначала Татьяна влюбляется, не сказав человеку двух слов, просто за один его вид (фатоватый, скучающий, пресыщенный, пустой). Затем — она выходит замуж за толстого генерала только потому, что мать ее просит об этом, мать, которая полна грандисонами до старости! Затем Татьяна говорит Онегину, что она его любит, но гонит от себя — какие-то старомодные и безответственные проделки...

Наши СМИ, а потом и наша литература страшно много потеряли в тот момент, когда начали обращаться к потребителю, а не к читателю.

Русская словесность, оторванная от вдумчивого, сопереживающего читателя, потеряла голос. Она как рыба, выброшенная на берег, — открывает рот, но её никто не слышит.

День поблек, изящный и невинный,

Вечер заглянул сквозь кружева.

И над книгою старинной

Закружилась голова.

Зло — подлинный двигатель произведения. Нужно найти сакральную жертву, по возможности невинную. Герой должен быть двойственной личностью. Его все должны подозревать. В литературе убивают из ненависти, но в жизни мотивом чаще являются деньги.

Человек, читающий что попало, редко может похвастаться глубиной своих знаний.