— Эй! Тут одностороннее движение!
— И что? Я двигаюсь в одну сторону!
— Да, но не в ту.
— Эй! Тут одностороннее движение!
— И что? Я двигаюсь в одну сторону!
— Да, но не в ту.
Как быть, когда единственное, что может спасти твою жизнь, делает эту жизнь невыносимой?
Шестьдесят лет без прикосновений — это очень сложно, но приходится. Потому что трудно смириться с мыслью, что покажешься кому-то монстром.
Когда она в моих объятиях, кажется, что у нас все могло бы получиться. Но у монстров не бывает «жили долго и счастливо».
— Ой, виниловая обивка так и кричит: «Мой хозяин — безумный убийца!»
— Джозеф, если не собираешься помогать, то хотя бы молчи.
Может это результат миллионов случайностей, из-за которых мы оказываемся в определенном месте в определенное время, а может все дело в выборе, в наших осознанных действиях... Иногда наши желания не имеют значения, с другой стороны, иногда это единственное, что важно.
— Так, что же ты приготовил на понедельник?
— О чём это ты?
— Ну брось же, все эти ночные звонки, да и улыбка как у чеширского кота.
— Может просто я тебе изменяю...
Именно наша смертность делает жизнь столь вдохновенной. Все мы смертны, наши дни сочтены, и поэтому мы любим и страдаем. В конце концов поэтому мы стараемся взять от жизни всё.
Воспоминания могут быть хрупкими, они бывают легкими как шепот, а бывают страшными как крик.
Дело не в том, вампиры мы или люди. Дело только в том, какие чувства мы испытываем. Сейчас и здесь.