Софи

— Скучаете по мужу?

— В детстве у меня были дизентерия, тиф и рахит, по ним я скучаю больше, чем по мужу.

— Ужас. Вонючая бригада.

— Мальчишки не настолько плохо пахнут.

— Она хочет сказать, что нюхала и хуже, но не намного: сыр с плесенью, канализация, помои, гнилой мусор, зомби, тухлые яйца…

— Ты снова передвигаешься без поворотников? — сказал ей на ухо такой знакомый насмешливый и такой нежный голос.

— А ты всё так же врезаешься в людей и хватаешь их без разрешения.

— И на какой предмет поцапались?

— Не важно, плюнь.

— Лучше б ты плюнул, судя по твоей физиономии.

— Всё никак в толк не возьму, почему ты со мной дружишь?

— Потому что ты милая и забавная, — ответила Софи.

— Моя мама говорит, что я резкая, и брюзга, — сказала Агата. — Так что одна из вас лжет.

— Но, если ты ляпнешь нечто самодовольное или высокомерное, или мелкое, я выпущу за тобой из дому Жнеца.

— Но тогда ведь я не смогу разговаривать!

Терпеть не могу такой тип пустопорожнего горя!

Вместо осмысленной борьбы у людей остались только эти пошлые уличные карнавалы, сливающие их гнев в канализацию…

— Кто тебе нравится из русских поэтов? — спросила Софи.

— Набоков, — сказал я.

Я не то чтобы особенно его любил — просто был уверен, что человек с такой фамилией действительно писал стихи: во время учёбы я принимал препараты из его сильно разбавленной ДНА и даже помнил пару строчек. «My sister, do you still recall как Ельцин бился мордой в пол…» Ну или что-то в этом роде. Хотя бы не ударю лицом в грязь.