Артём

— Одна кружка пива, даже большая, еще никому не помешала.

— Вчера подобные размышления довели нас до бара...

— Ты правильно заметил — нас.

Лучше быть немножко потерпевшими, чем сильно пострадавшими.

– Я вот довольно много разных книг читал, – сказал он, – и меня всегда удивляло, что там все не как в жизни. Ну, понимаете, там события выстраиваются в линию, и все друг с другом связано, одно из другого вытекает, и ничего просто так не происходит. Но ведь на самом-то деле все совершенно по-другому! Ведь жизнь – она просто наполнена бессвязными событиями, они происходят с нами в случайном порядке, и нет такого, чтобы все шло в логической последовательности.

Чем твёрже металл, тем он более хрупкий. Меч из такой стали не выдержит сильного удара. Клинок лопнет, разобьется, как кусок льда. Истинная крепость, братец, возникает от соединения твёрдости и мягкости, упругости и жёсткости. И это, Годун, касается не только клинков. Воин тоже должен быть таким: мягким и гибким, когда его давит сила, твердым и несокрушимым, когда сам наносит удар.

Когда мы все наконец передохнем — а я отвожу человечеству от силы лет двести, белые пакеты еще несколько веков будут носиться над землей. Возможно, все, что останется от нашей цивилизации, от нашего мира — эти пакеты, наши нетленные испражнения. Лучший памятник нам, ничтожествам.

Знаешь, чем мужской эгоизм отличается от женского? Мужчина хочет жить для себя, а женщина хочет, чтобы мужчина жил для нее.

— Как доехал?

— Нормально.

— Не укачало?

— Мам, я же говорил, меня не укачивает.

— Тогда в Аршане укачало.

— Мне было пять лет! Сколько раз говорил...

Добрых людей мало, а злодеев и душегубов не приведи бог сколько!

Как думаешь, Жень? Раньше-то, наверное, город шумел, должен был шуметь. Все эти машины тарахтели, сигналили друг другу! И люди хором галдели. Потому что каждому нужно было сказать свое больше, чем другим; и эхо еще от этих домов, как от скал... А сейчас вот заткнулись все. Оказалось, ничего важного. Обидно только, что попрощаться не все успели. А об остальном можно было и вовсе не говорить.