— Наша история тоже была отложенной партией... В два хода.
В три. Скоро будет сделан третий, думает Макс, но вслух не произносит ни слова.
— Наша история тоже была отложенной партией... В два хода.
В три. Скоро будет сделан третий, думает Макс, но вслух не произносит ни слова.
— Симпатичные... — заметила она. — Я про официантов. Кажется, они очень довольны своей жизнью. Может быть, это море так на них действует.
— Это в самом деле только так кажется. Их безжалостно гоняют офицеры и пассажирский помощник. А вызывать симпатию — часть их работы: им платят за то, чтобы они улыбались.
— Тебе и самому нравилось смотреть. Вспомни эти зеркала в отеле.
— Нет, мне нравилось смотреть, как ты смотришь.
— Нет, друг мой... Ты всегда был другой породы. Совсем другой. Всегда оставался чист, несмотря на все твои грязные трюки. Так душевно здоров. Верен и прямодушен даже в своих изменах и обманах. Настоящий солдат.
Только сомнение поддерживает в человеке молодость. Определенность же — нечто вроде зловредного вируса. Он заражает тебя старостью.
В ту пору, когда каждый день был вызовом и схваткой за выживание, сочетание располагающей естественности, хороших манер и осторожной изворотливости открывало ему многие двери.