Шестая Зона

Может, не так уж и плохо укрыться в этом сыром царстве мглы, свернуться клубком и не двигаться. Заснуть... погрузиться в глубокий сон и тихо умереть. Это же почти не больно, лишь легкий холодок коснется тела.

От него снова отмахнулись. Сколько бы раз он ни пытался вцепиться в Нэдзуми, тот всегда отталкивал его. Безжалостно отвергал.

Куда сложнее некрасиво выжить, чем красиво и героически умереть.

У него никогда не болело сердце, когда он засыпал грязью крошечные тела. Он никогда не грустил и не плакал.

«Хорошо, что ты умер так рано. Тебе повезло. Тебе больше не пришлось страдать».

Это были единственные слова, которые он им говорил.

«Эй, малыш, сколько месяцев ты прожил? Два? Три? Протянул полгода? Тогда, этого должно было хватить. Даже не думай перерождаться. Тебя все равно ждет, в итоге, такая же участь. А если так уж тебе этого хочется, возвращайся сорняком, растущим на краю дороги или щенком. Тогда ты будешь в сто раз счастливее. Ты слышишь, да? Никогда, никогда больше не рождайся человеком».

Это была еще одна вещь, которую он говорил им.

В ту дождливую ночь я открыл окно.

Почему? — думал он порой. Потому ли, что меня взволновало буйство природы или встревожило влечение к насилию — в этом дело? Я точно открыл окно и закричал. Я кричал так, будто изливал все жестокость внутри себя. Мне казалось, что иначе я рассыплюсь на кусочки. Я будто задыхался. Мне было страшно.

Поэтому я открыл окно?

Нет.

Не в этом дело.

Ты позвал меня.

Я слышал, как твой голос зовет меня.

Я распахнул окно и протянул руки в поисках тебя.

Будешь смеяться? Давай. Можешь считать этом моими выдумками; мне все равно.

Но это правда.

Ты позвал меня, и я услышал. Я протянул руку, и ты ухватился за нее. Я открыл окно, чтобы встретиться с тобой.

Это наша правда, Нэдзуми.

Нэдзуми был готов к тому, что Сион станет кандалами, сковывающими его лодыжки. Но и противоположное тоже имело место. Возможно, он сам превратится в оковы, обхватившие запястья Сиона.

«Поэтому...»

Нэдзуми отвел взгляд.

«Поэтому от людей столько проблем. Чем больше ты имеешь с ними дело, тем сильнее становятся путы. Они ограничивают движения. Становится тяжелее жить только для себя. Может, нам вообще не стоило встречаться? Может, однажды, Сион, ты тоже придешь к такой же мысли».

Несложно было снова возненавидеть себя и потерпеть поражение — но смысла в этом не было. Вера в себя была силой. Эта сила может стать энергией, оружием, с помощью которого человек сумеет преодолеть бесчисленные трудности.

Слухи, как правило, оказываются ближе к истине, чем то, что публичные организации суют тебе в лицо.

Тьма впивалась в него: в сетчатку глаз, барабанные перепонки, в кожу. Тьма превратилась в иголки, злобно коловшие его.

Нэдзуми, я не хочу видеть тебя холодным и безжалостным. Потому что это — ложь. Все, чему ты меня учил, всегда приводило к перерождению и созданию. Ты сказал мне жить и думать. Ты научил меня любить других, понимать других, искать связи, тосковать — все это противоположно жестокости. Я не хочу видеть тебя тем, кем ты не являешься.