Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

И слезы, и улыбки для меня едины и не связаны строго с тем или иным душевным состоянием. Я часто плачу, когда счастлива, и улыбаюсь, когда печальна.

— Но вот любить я его не могу. Что тут любить? Он же не способен любить меня, да и тебя тоже. Он не понимает ни единого твоего слова, не чувствует ни малейшей благодарности за всё, что ты для него делаешь. Погоди, пока он не научится выражать какую-то привязанность ко мне, и тогда я решу, любить его или нет. Но сейчас это просто крохотный эгоистичный сенсуалист. Если ты находишь в нем что-то восхитительное, дело твое. А я просто не понимаю, как это тебе удается.

— Не будь ты сам эгоистом, Артур, то видел бы все по-другому!

— Возможно, любовь моя. Но что есть, то есть, и тут уж ничего не поделаешь.

— Мне часто недостает чужого суждения, — сказала она. — Когда мое зрение и мысли слишком долго сосредоточены на каком-то предмете, я перестаю им доверять.

— Это лишь одно из многих зол, которыми чревато одиночество, — заметил я.

Если мне суждено стать матерью, я любой ценой постараюсь подавить в себе эту преступную склонность баловать своих детей. Как иначе назвать ее, раз она порождает столько зла?

Это же удвоенное себялюбие! Бесчувственность и ко мне, и к тем, кому он прежде клялся в любви.

Возможно, мистер Хантингдон, вам кажется очень забавным будить во мне ревность. Но берегитесь, как бы не пробудить вместо нее ненависть. А если вы угасите мою любовь, заставить вновь ее вспыхнуть вам будет очень нелегко.

Я попытался развеселить её, и к концу это мне как будто удалось, но совесть начала меня грызть еще сильнее, так как я знал, что рано или поздно порву эти узы и только пробуждаю ложные надежды, оттягивая неизбежный чёрный день.