Каждый умирает в одиночку

Чудак Хартейзен, он и в 1940 году не понял еще, что любой нацист готов в любую минуту отнять у любого немца, не согласного с ним, не только радость жизни, но и саму жизнь.

Тебе только и заботы, как прожить спокойнее и незаметнее. Куда люди, туда и ты! Все кричали: «Фюрер приказал, его воля — закон!» И ты как баран побежал за другими.

Эва политикой не интересуется, она просто женщина и, как всякая женщина считает, что не для того рожаешь детей, чтобы их убивали.

Главное, надо быть не такими, как они; никогда ни при каких обстоятельствах нельзя быть такими, как они, смотреть на все их глазами. Мы не станем нацистами, даже если бы им удалось завоевать весь мир!

После бесконечного дня на работе несколько часов одиночества были ей просто необходимы.

В мастерской он постоянно сталкивался с тем, что с одного строго взыскивали за малейшую погрешность в работе, а другому спускали всякий брак.

У меня есть повелительница, и ей я подчиняюсь, она управляет мною, вами, миром, даже теперешним миром там, на фронте, и эта повелительница — Справедливость. В нее я верил, верю и сейчас. Справедливость избрал я своей путеводной звездой.

Один за другим, — сказал про себя Фром, советник апелляционного суда в отставке. — Один за другим. Розентали, Перзике, Боркхаузен, Квангели. Пустеет наш дом. Я остался почти в одиночестве. Одна половина народа сажает за решетку вторую половину. Долго это не может длиться.

Надо вовремя думать, а то спохватишься, да уже поздно!