Гадкие лебеди

Моральные ценности не продаются. Их можно разрушить, купить их нельзя. Каждая моральная данная ценность нужна только одной стороне, красть или покупать ее не имеет смысла.

Ребенок кротко смотрит на тебя и думает: ты, конечно, взрослый, здоровенный, можешь меня выпороть, однако, как ты был с самого детства дураком, так и остался, и помрешь дураком, но тебе этого мало, ты еще и меня дураком хочешь сделать…

— Он умер.

— Забили?

— Нет. Наоборот. — Они, болваны, не давали ему читать, и он умер от голода.

... обжигающий стыд за себя тогдашнего, серого деловитого птенца, воображающего себя ярким, незаменимым, отборным...

А вдруг через пятнадцать лет окажется, что и нынешний я так же сер и несвободен, как и в детстве, и даже хуже, потому что теперь я считаю себя взрослым, достаточно много знающим и достаточно пережившим, чтобы иметь основания для самодовольства и для права судить.

Это что-то вроде демократических выборов: большинство всегда за сволочь…

Какая однако концентрация

вундеркиндов в моем родном промозглом городишке.

Каждая секунда была исторической, и жалко, что он не знал об этом вчера,

потому что вчера и позавчера, и неделю назад каждая секунда тоже была

исторической.

Вы думаете, что если человек цитирует Зурзмансора или Гегеля, то это — о! А такой человек смотрит на Вас и видит кучу дерьма, ему Вас не жалко, потому что Вы и по Гегелю дерьмо, и по Зурзмансору тоже дерьмо. Дерьмо по определению.