Канцлер Ги

Хоть смерть не есть позор,

Но ею я обижен,

Поверьте, мой сеньор,

Вы умерли давно!

…А мой кузен Сашок обожал портвешок.

Я купил ему калаш, чтоб запихнул он Крым в мешок,

Отнёс мешок на берег, размахнулся посильней…

Тело Сашка нашли через восемь дней. (Застрелившегося. Двумя выстрелами. В сердце. Сумел же...)

Мой добрый католик, иди, помолись костру,

На котором сгорела твоя сестра.

Иди, поклонись той виселице поутру,

На которой был вздёрнут твой брат.

Да, мы бандиты и бродяги, как злословит молва,

Мы попадаем в передряги, помня эти слова.

Смотри вперед и не сдавайся ты на милость судьбе!

Предай всех, останься верен себе.

И мне нисколько тебя не жаль -

В моей крови закипает сталь,

В моей душе скалят зубы страсть и порок,

И боль танцует стаей пестрых сорок,

Я никогда не любил воскресать -

Но иначе не мог!

У меня был Крым, он мне сильно надоел:

он по-русски говорил и слишком многого хотел.

Я заварил переворот, я залез на броневик –

и первым же законом отменил русский язык.

(Ну не отменил. Ну попытался. Ну делать, блин, больше победившему народу нечего?)

С добрым утром, наместник Святого Петра!

Вы, я вижу, опять безнадежно упрямы;

Мне вливать философию зла и добра

Все равно, что сворачивать в терцию гамму!

Если выписать мне вид на жительство в Ад -

К вам же черти сбегутся с болезненным лаем,

И в слезах и соплях будут вас умолять:

«Заберите его — мы с ним жить не желаем!»

Те слова, что, как золото, сжали мы в горсть,

Я не слышал, а ты — не сказал...

В старой церкви не поют святые гимны,

Кровь на бревнах частокола

Католического хора,

Свора скалится им в спину,

Не по вкусу им отпетые могилы!