Джоанн Харрис

Любовь — как снег, слов о ней так же много, как снежинок, каждое уникально и, по сути, непереводимо.

Быть матерью значит жить в вечном страхе — в страхе перед смертью, болезнью, утратой, несчастным случаем, опасаясь любого чужака или того Черного Человека, страшась даже тех повседневных мелочей, которые каким-то образом ухитряются сильнее всего уязвить нас, — раздраженного взгляда, сердито брошенного слова, нерасказанной на ночь сказки, забытого поцелуя, того ужасного момента, когда для дочери мать перестает быть центром мира и становится просто еще одним спутником, вращающимся вокруг солнца, менее важного, чем ее собственное.

Для мудреца достаточно кивка, а для глупца не хватит и пинка.

Самое смешное, что я пытаюсь вспомнить, как любила его когда-то, а вспомнить нечего. Одна пустота. Полнейшая.

Нет рецепта, как сделать беззаботным и сладостным переход в совершеннолетие.

История каждого из нас начинается где-то посередине истории кого-то другого, и множество таких вот историй, точно спутанные мотки шерсти, попросту ждут, когда их распутают.

Надежда — вот самый злобный из тех демонов, что скрываются среди прочих неожиданных вещей в маленьком ящичке Пандоры…

Гадание — всего лишь способ открыть то, что тебе уже известно.

Точно запущенный камень может свалить и гиганта.

Стоит принять иррациональное, как все становится возможным. Даже в Зазеркалье есть законы, если знать, куда смотреть.