Джером Дэвид Сэлинджер

Как не то? Конечно, то! Почему не то, черт побери? Вечно люди про все думают, что это не то.

Каждый день помощник печатника Джастин Хоргеншлаг, получавший тридцать долларов в неделю, встречал примерно шестьдесят женщин, которых никогда раньше не видел. Таким образом, за четыре года, что он прожил в Нью-Йорке, Хоргеншлаг встретил около 75 120 женщин. Из 75 120 женщин не меньше 25 000 были не моложе пятнадцати и не старше тридцати лет. Из 25 000 только 5 000 имели вес от ста пяти до ста двадцати пяти фунтов. Из этих 5 000 лишь 1 000 не были уродливы. Всего 500 были довольно привлекательны, 100 — очень привлекательны и 25 могли заставить долго и восторженно свистеть себе в спину. Но только в одну Хоргеншлаг влюбился с первого взгляда.

«Чуткий»! Вот умора! В крышке от унитаза и то больше чуткости, чем в этом самом Эрнесте.

По-моему, жизнь — это дареный конь.

... тело женщины — скрипка надо быть прекрасным музыкантом, чтобы заставить его звучать.

— Видите, я держу руку у вас на спине. Так вот, если забываешь, что у тебя под рукой и где у твоей дамы ноги, руки и все вообще, значит, она здорово танцует!

— Не смей называть меня «детка»! Черт! Я тебе в отцы гожусь, дуралей!

— Нет, не годишься!.. Во-первых, я бы тебя в свой дом на порог не пустил...

— Что же он тебе сказал?

— Ну... всякое. Что жизнь — это честная игра. И что надо играть по правилам. Он хорошо говорил. То есть ничего особенного он не сказал. Все насчет того же, что жизнь — это игра и всякое такое. Да вы сами знаете.

— Но жизнь действительно игра, и играть надо по правилам.

— Да, сэр. Знаю. Я все это знаю.

Тоже сравнили! Хороша игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, — тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на другую сторону, где одни мазилы, — какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет.

У нее была удивительно милая улыбка. Очень милая. Люди ведь вообще не улыбаются или улыбаются как-то противно.